Гражданская кампания [= Мирные действия] - Лоис Буджолд

— Да… э… ну… Это напомнило мне, госпожа Форсуассон, о чем я собирался вас спросить… Вы выйдете за меня замуж?

За столом повисла мертвая тишина.

Сперва Катриона вообще не отреагировала. Какое-то мгновение казалось, что она не слышала его слов, и Майлз едва удержался, чтобы не повторить свои слова еще раз погромче. Тетя Элис спрятала лицо в ладони. Майлз буквально чувствовал, как улыбка увядает и сползает с его лица. Нет-нет. Я хотел сказать… Я намеревался сказать… пожалуйста, передайте жучье маслице? Слишком поздно…

С явным усилием Катриона заговорила. И слова ее падали, как кубики льда.

— Как странно. А я-то думала, вас интересуют сады. Во всяком случае, вы так говорили.

«Вы мне солгали», — повисло в воздухе, не произнесенное вслух, но слышимое, как грозовой раскат.

Ну так завизжи. Закричи. Швырни что-нибудь. Отлупи меня чем ни попадя, чтобы синяки остались… С этим я смогу справиться…

Катриона замолчала, сердце Майлза взлетело, окрыленное надеждой, но, как оказалось, она помедлила лишь для того, чтобы отодвинуть стул, положить салфетку рядом с недоеденным десертом, подняться и двинуться вдоль стола к выходу. Она лишь на мгновение задержалась возле госпожи Фортиц и тихонько проговорила:

— Увидимся дома, тетя.

— Но, дорогая, с тобой все в порядке? — Госпожа профессор обнаружила, что говорит с пустотой: Катриона уже удалилась. Она шла все быстрее и быстрее, пока не перешла на бег. Госпожа Фортиц повернулась к Майлзу с беспомощным жестом, означавшим «как ты йог», а может, «как ты мог, идиот».

Сейчас за дверь выходит вся твоя оставшаяся жизнь. Сделай же что-нибудь! Майлз вскочил, с грохотом опрокинув стул.

— Катриона, подождите, нам надо поговорить…

Он не переходил на бег, пока не выскочил из зала, задержавшись ровно настолько, чтобы захлопнуть дверь. Он догнал Катриону уже в коридоре, где она безуспешно пыталась открыть входную дверь, которая, естественно, не открывалась, будучи заперта на сенсорный кодовый замок.

— Катриона, подождите! Выслушайте меня! Я вам все объясню! — тяжело дыша, говорил он.

Повернувшись, она посмотрела на него с таким видом, будто увидела жучка-маслячка в своей тарелке.

— Я должен с вами поговорить! А вы — со мной, — в отчаянии потребовал он.

— Верно, — через некоторое время проговорила Катриона побелевшими губами. — Мне действительно надо кое-что вам сказать. Лорд Форкосиган, я отказываюсь от работы дизайнера по ландшафту. С этой минуты я больше на вас не работаю. Все планы и график посадок я перешлю вам завтра для передачи моему преемнику.

— Да на черта они мне?!

— Если от меня вам действительно нужен был только сад, то, кроме них, вам ничего и не нужно. Верно?

Он проиграл возможные варианты ответа. «Да» не годилось ни в коем случае. Как, впрочем, и «нет». Погодите-ка…

— А разве я не мог желать и того, и другого? — с надеждой спросил он. И более уверенно продолжил: — Я не лгал вам. Просто не говорил всего, что у меня на уме, потому что, черт подери, вы не были готовы это услышать, потому что вы еще и наполовину не отошли после десяти лет жизни с этим козлом Тьеном. И я это понимал. И вы понимали, и даже тетя Фортиц! И это правда.

Судя по тому, как она вздрогнула, удар достиг цели.

— Будьте добры, — произнесла она ледяным тоном, — немедленно открыть дверь, лорд Форкосиган.

— Погодите, послушайте…

— Вы уже достаточно мною манипулировали, — отрезала она. — Вы сыграли на моем… тщеславии.

— Не тщеславии! — запротестовал он. — Умении, гордости, стремлениях… да любому ясно, что вам нужен лишь толчок, возможность…

— Вы действительно привыкли всегда добиваться своего, не так ли, лорд Форкосиган? Любыми доступными вам способами. — Теперь ее голос был ужасающе безлик. — Поймали меня в ловушку у всех на глазах.

— Это случайность. Иллиан не знал, понимаете, и…

— В отличие от всех прочих? Да вы хуже Формонкрифа! С тем же успехом я могла принять и его предложение!

— А?! Что Алекс… то есть нет… но… я мечтаю вам дать все, что вы хотите, Катриона! Все, что желаете. Что бы это ни было.

— Вы не можете дать мне мою собственную душу. — Она смотрела не на него, а куда-та внутрь себя, видя нечто, о чем он и представления не имел. — Сад мог бы быть моим подарком. Этого вы тоже меня лишили.

От этих слов он лишился дара речи. Что? Стоп, похоже, сейчас они добрались до чего-то неуловимого, но жизненно важного…

Снаружи к дверям подъехал большой лимузин. Никаких посетителей вроде бы быть не должно. Как им удалось миновать эсбэшника у ворот? Почему караульный не известил Пима? Черт, никаких помех! Не сейчас, когда она только-только начала открываться. Или по крайней мере открыла огонь.

И тут из боковой двери в холл вылетел Пим.

— Прошу прощения, м’лорд. Извините, что помешал, но…

— Пим! — Катриона чуть не кричала, готовая вот-вот сломаться и борясь со слезами. — Откройте эту чертову дверь и выпустите меня!

— Да, миледи! — вытянулся по стойке «смирно» Пим, прижимая ладонь к замку.

Двери распахнулись. Катриона, не глядя, ринулась на улицу и с разгону влетела в грудь изумленного кряжистого седовласого мужчины в цветастой рубашке и потрепанных черных штанах. Катриона отлетела от него, и ее руки оказались пойманы удивительной (для нее) незнакомкой. Высокая усталая женщина в помятой дорожной одежде с длинными темно-рыжими волосами, перехваченными на затылке лентой, подошла со словами:

— Что тут…

— Простите, мадемуазель, с вами все в порядке? — хриплым баритоном спросил седой‘мужчина. Он проницательно посмотрел на Майлза, появившегося в дверном проеме.

— Нет! — выдохнула она. — Мне нужно… Мне нужен кэб, пожалуйста.

— Катриона, нет! Подождите! — ахнул Майлз.

— Охранник у ворот с удовольствием вызовет его вам, — успокаивающе сказала рыжеволосая женщина. Графиня Корделия Форкосиган — вице-королева Зергияра, мать, — посмотрела куда более грозно на своего запыхавшегося сына. — И посадит вас в него. Майлз, почему ты мучаешь эту молодую леди? — И уже подозрительно: — Мы помешали делу или удовольствию?

Имея за плечами тридцать лет общения с мамочкой, Майлз без труда расшифровал серьезное значение этой короткой выволочки. «Мы ввалились в разгар официального аудиторского расследования, которое пошло наперекосяк, или это очередная глупость двоя личная?» Одному Богу известно, что вывела из этой фразы Катриона. Одно хорошо: если Катриона больше никогда не станет с ним разговаривать, ему не придется объяснять ей специфическое бетанское чувство юмора графини Форкосиган.